Барни помолчал, потом сказал:
— Она не может иметь детей. Я ей говорил, что это не имеет значения. Что я хочу, чтобы она была моей женой, и ничего больше.
— А она?
— Она не поверила, — тихо сказал он и о чем-то задумался. — Знаешь, что я тебе скажу, Кастельяно? Мне очень стыдно в этом признаваться, но в каком-то смысле она права.
Сет был озадачен. Сестра не смогла назвать ему фамилию последнего сегодняшнего больного.
На самом деле их было трое — мужчина лет шестидесяти пяти и, судя по всему, его дети. Сын и дочь.
Они молча вошли в кабинет и почтительно встали. Сет пригласил их сесть.
— Вы доктор Лазарус? — спросил старший.
— Да А вы кто такие? Почему в приемной фамилию не назвали?
Отец смущенно сказал:
— Мы не хотели, чтобы о нашем деле знали посторонние. Ведь это все останется между нами, так?
— Каждый врач дает клятву Гиппократа и обязуется хранить в тайне все, что касается его больных.
— Но это не всегда так, — вставила дочь.
— Допускаю, мисс, что не все врачи — порядочные люди, но могу вас заверить, что я свое слово держу. Так могу я узнать ваши имена?
— Карсон, — сказал старик. — Как Джонни, только мы не родственники. — Он хихикнул. Похоже, подобные пояснения вошли у него в привычку.— Меня зовут Ирвин, — продолжал он. — Это Чак, мой сын, и Пэм, дочь.
Сет оглядел посетителей и спросил:
— У кого из вас троих проблемы?
К его удивлению, отец объявил:
— У всех троих.
С этими словами старший Карсон придвинулся поближе к Сету и заговорил, понизив голос:
— Дело касается моей жены, то есть их матери. Она очень больна.
— А где она? — уточнил Сет.
— Дома. Она не может передвигаться.
— А где ваш дом?
— В Хэммонде.
— Вы хотите сказать, что приехали из Индианы? А чем конкретно больна миссис Карсон?
Старик покусал губы, обвел взглядом сына и дочь, и оба кивком дали понять, что он должен договорить до конца.
— Год назад у нее нашли злокачественную опухоль желудка. Сделали операцию. Все вырезали.
— Дальше?
— Поначалу было несладко, но мы помогли ей как-то приспособиться. Какое-то время казалось, дело пошло на лад. Я даже возил ее на Карибы на годовщину нашей свадьбы.
Он замолчал. Тяжело вздохнул и продолжил:
— А потом все словно началось опять. Мы снова поехали к врачу. Он сделал рентген. Хотите взглянуть?
— Да, конечно.
Сет взял из рук старика конверт, вынул снимки и повесил их на стекло с подсветкой.
Ситуация была ясна с первого взгляда.
— Если откровенно, дела неважные.
— Мы знаем, — ответил сын.
Тут снова заговорил отец:
— Я спросил врача, взялся бы он еще раз оперировать. А он говорит…
Мужчина расплакался.
— Извините меня, доктор Лазарус. — Он всхлипнул. — Этот врач мне такую ужасную вещь сказал! И так грубо! Взял и сказал: «Не стоит и возиться».
— Да уж, он с вами не поцеремонился, — согласился Сет. — Но снимки действительно показывают большую опухоль в том месте, где ее оперировали.
Старик со слезами добавил:
— Когда я стал его умолять, он только отмахнулся.
— И никакого другого лечения не посоветовал?
— Есть еще лучевая терапия. Но даже наш семейный врач говорит, что в случае рака желудка это как мертвому припарки.
— Боюсь, ваш доктор прав, — согласился Сет.
Мистер Карсон заговорил быстрее:
— Тогда он предложил химиотерапию. Только от нее проку столько же. Единственное, что можно гарантировать, — все волосы повыпадают. И ты превратишься в беспомощный скелет.
Сет кивнул.
— Что оставалось? Ничего. Ноль. И ее отправили домой умирать.
По мере того как мистер Карсон говорил, в его голосе все больше слышалась мольба.
— Доктор, она уже даже глотать не может. Мы ее кормим детскими смесями. Всякими там кашками, пюре…
— Но и это проходит с трудом, — вставила дочь.
— Чтобы она выпила подслащенной воды, ей приходится давать спазмолитические и успокоительные средства, — добавил сын.
— Мы — опять к врачу, — продолжал рассказывать старший Карсон. — Тот вдруг с новой силой ухватился за операцию. Гастро… что-то там… я даже выговорить не могу.
— Гастростомия, — подсказал Сет. — Это что-то вроде прокладки нового пищеварительного тракта, чтобы пища по трубке поступала прямо в кишечник.
Сет замолчал в ожидании дальнейших деталей.
— Но, доктор, мне ли вам говорить, что это страшная операция, а рак она не остановит! Врач сам это признал! — Карсон повысил голос. — Он даже не уверен, что боли прекратятся. Только продлятся ее страдания.
Старик говорил с горечью.
Сет решил перейти к сути:
— Мне очень жаль, но из того, что вы мне рассказали, я могу заключить, что реально спасти ее ничем нельзя. Я, во всяком случае, таких методов не знаю.
— Мы понимаем, понимаем, — заговорили разом отец, сын и дочь. — Мы все знаем. Знаем.
— Поэтому мы и просим вас о помощи, доктор, — сказал старик, — Помогите ей, пожалуйста.
— Я вас не понимаю, — ответил Сет, и в голове его мелькнула тревожная догадка.
— Доктор, не дайте ей сидеть и превращаться в подобие человека с торчащими отовсюду трубками. Прекратите ее мучения! Дайте ей уйти сейчас, пока ее жизнь еще хоть чем-то похожа на человеческую. Она хочет умереть.
Наступила пауза. Потом Карсон еще раз произнес:
— Пожалуйста, доктор, помогите нам. Помогите ей!
И снова — тишина. Свое слово они сказали.
Сет был в столбняке. Мысль о том, что информация о его давнишнем «акте сострадания» в отношении Мэла Гатковича каким-то образом вышла за стены клиники и даже пересекла границы штата, ужаснула его.