Они искурили почти все сигареты, когда появился Браунинг, еще не снявший окровавленного комбинезона и устало потиравший глаза.
Оба вскочили на ноги.
— Ну как она? — почти в унисон вскричали они.
— Операцию перенесла хорошо, — ответил молодой человек. — Остается надеяться, что у нее хватит сил поправиться.
— А можно мне ее увидеть? — взволнованно спросил Хершель.
— Вообще-то было бы лучше дать ей сейчас выспаться. Да и всем нам это сейчас не помешает. — Браунинг глубоко вздохнул и мальчишеским тоном студента Оксфорда — каковым он до недавних пор и являлся — добавил: — Серьезно, ребята. При таком количестве витающих здесь микробов нам всем сейчас лучше на боковую.
Линк проводил Хершеля к его бараку. Оттуда доносились стоны. Узники получили свободу, но кого-то еще мучили кошмары.
— Полковник Беннет, как мне вас отблагодарить?
— Для начала можете называть меня Линк. И думаю, нам обоим надо как следует помолиться перед сном.
— Помолиться? — изумился Хершель. — Кому же мне молиться?
— Господу, надежде и спасителю нашему, — убежденно ответил Линк, — Сто двадцать девятый псалом: «Из глубины взываю к тебе, Господи… Ибо у Господа милость и многое у Него избавление». Знаете эти слова?
Хершель кивнул. Однако что-то не позволило ему промолчать и оставить веру Линка непоколебленной.
— Господь? Вы говорите мне о Боге? Когда-то я был правоверным иудеем. И вел праведную жизнь. Каждую субботу ходил в синагогу. И что я получил в награду? Думаете, теперь, после того как Бог позволил ни за что уничтожить всю мою семью, я могу молиться? Разве я могу верить в Бога, который посылает людям наказание за несовершенные грехи? Простите, но моя вера улетучилась вместе с дымом из крематория.
Линк не сумел найти нужных слов. Поэтому он просто пожал Хершелю руку, которую тот схватил обеими руками, с жаром воскликнув:
— Единственное, во что я теперь могу верить, это то, что дали мне вы! Я верю в человеческую доброту.
Они распрощались. Линк медленно брел мимо караульных, машинально отдавая им честь и думая о том, как он объяснит все это своему сыну.
Он сел на край койки, склонил голову и начал молиться.
На другое утро он проснулся совсем больным. В висках у него пульсировала кровь, а спина, руки и ноги ныли. Проклятый грипп, никак от него не избавишься! Стоя под душем, он заметил на груди и животе какие-то синюшные пятна.
«Только этого мне не хватало! — подумал он — Клопы, что ли?»
Он выпил две таблетки аспирина, надел шинель и вышел на построение.
Перед полуднем он улучил несколько минут, чтобы справиться, как дела у Ханны. Ее уже перевели в барак, и с ней неотлучно находился Хершель.
— Ну как она? — спросил Линк.
Хершель улыбнулся:
— Мы все утро проговорили. Жар у нее спал, и молодой доктор говорит, что есть надежда. Подойдите, пожалуйста, я вас познакомлю.
Представляя жене своего спасителя-американца, Хершель произнес по-немецки целую речь, заставившую Линка заподозрить, что он весьма преувеличил его заслуги.
Ханна попробовала улыбнуться и хриплым голосом прошептала:
— Хершель говорит, вы так много для меня сделали!
— Никак нет, мэм, это его заслуга. Я только выполнял роль посредника.
— Нет-нет! — возразил Хершель. — Если мы когда-нибудь еще будем счастливы, то благодарить надо будет вас!
Линк был тронут.
— Что-нибудь еще я могу для вас сделать? Вас хорошо кормят?
— Все отлично, — заверил Хершель. — Демоны ушли, и мы можем дышать полной грудью. А это самое главное.
Внезапно Линка Беннета прошиб пот. Должно быть, в бараке было слишком натоплено. Да нет, фашисты не больно-то утруждали себя созданием удобств для заключенных. Зря он напялил шинель. У него закружилась голова, стало нечем дышать. Он как можно скорее прошел к двери, распахнул ее, вышел на бодрящий апрельский воздух. Тут он потерял сознание и упал на землю.
Он медленно приходил в себя, но ясность рассудка все не возвращалась. Правда, он ощущал подушку под головой, стало быть, он лежал в постели. Кроме того, он различал сердитые голоса.
— Черт! Мало нам без него хлопот! Так нет же, этот придурковатый полковник еще умудрился подцепить тиф! Действительно, надо было умудриться!
— Прошу прощения, сэр, если вы посмотрите на его рентгеновские снимки, то увидите, что он уже давно переносит на ногах пневмонию.
— Послушайте, Браунинг, мне не нужны никакие снимки, я через всю палату слышу, как дышит этот черномазый.
— Доктор Эндикотт, спирометр показывает меньше пятидесяти процентов. Он с трудом дышит. Мы можем еще что-то предпринять, чтобы ему помочь?
— Господи, мы и так влили в него столько сульфаметазина! Сильнее только изобретенный этим фашистским лекарем RDX-30. Смиритесь, мой друг, его дело конченое.
До этого Линк был в поту, но сейчас его пробила холодная дрожь. Моментально к нему подскочил молодой доктор и стал помогать сестре укрыть его вторым одеялом.
— Браунинг, это вы? — прохрипел Линк.
— Не волнуйтесь, полковник, вы поправитесь, — ответил тот, потрепав больного по плечу.
— Эх, мальчик! — сказал Линк. Его широкая грудь судорожно вздымалась. — Я уже давно на войне. И готов поклясться, эта койка ждет следующего.
Браунингу не хватило ни опыта, ни самообладания для подходящего ответа.
Вдруг Линк негромко ругнулся:
— Черт!
— Сэр?
— Если уж мне суждено сдохнуть на этой войне, то почему хотя бы не в бою? Чтобы моему сыну было чем гордиться.