— Тем, что переехала в Бруклин, — бодро ответил он. — А теперь ложись спать. Завтра поговорим.
Психоанализ решительно отличается от всех остальных врачебных специальностей в одном отношении. Если, к примеру, будущим кардиологам не приходится для овладения специальностью ложиться на операционный стол, чтобы им вскрыли грудную клетку, психоаналитик обязан знать, что чувствует пациент, лежа на кушетке в его кабинете. И опять-таки в отличие от хирурга он будет иметь дело не со спящим под наркозом пациентом, а с активной личностью и сопереживать ей.
В лучших своих проявлениях психоанализ может считаться и самой захватывающей, и самой гуманной областью медицины. В худших — без сомнения, самой губительной.
Барни был принят кандидатом в Институт психиатрии и начал курс учебного психоанализа у его президента Фрица Баумана, всемирно известного автора глубоких статей и доктора, пользующегося уважением больных за вдумчивость и внимательность.
Но Барни быстро обнаружил, что сам по себе психоанализ — не такое уж удовольствие.
Фрейдистский анализ, втолковывал ему доктор Бауман, напоминает дуэт актеров, при этом пациент играет самого себя в разных возрастах, а врач — всех других персонажей в истории его душевного развития (или изображает их отсутствие). Анализируя воссоздаваемые эпизоды, клиент постепенно приходит к пониманию того, как события далекого прошлого повлияли на модель его поведения во всей дальнейшей жизни.
Теоретически это казалось занимательной игрой. Но очень быстро Барни стало ясно, что человек подавляет в себе те мысли и воспоминания, которые вызывают у него душевную боль. И психоанализ, проводимый в отношении даже такого уравновешенного кандидата, каким он себя считал, фактически остается операцией на мозге без участия хирурга.
На первый свой сеанс Барни явился в приподнятом и взволнованном состоянии духа, уверенный, что поразит доктора Баумана как самый адекватный клиент за всю его практику. Он был преисполнен решимости сократить традиционный марафон до стометровой дистанции, ведь, по сути дела, его подготовка к этому испытанию началась с той минуты, как он взял в бруклинской библиотеке книжку Фрейда «Толкование сновидений» чтобы прочесть ее, пока будет работать вожатым в летнем лагере «Гайавата». С тех пор он неуклонно стремился анализировать мотивацию собственных поступков и решений. И сейчас был готов продемонстрировать свои достижения доктору Бауману.
Он вошел в кабинет, пол которого покрывал коричневый ковер, а стены были обшиты деревянными панелями. У дальней стены стояла узкая кожаная кушетка. Барни не терпелось побыстрей разделаться с предварительной частью и перейти к делу, то есть к исследованию своего внутреннего Мира.
Доктор Бауман задавал обычные вопросы — о родителях, о братьях и сестрах, о детских болезнях. Дальше он объяснил, что счет (со специальной скидкой для коллег) будет выставляться ему раз в месяц. И наконец спросил, знаком ли Барни с предстоящей процедурой.
— Да, сэр, — ответил тот. — Мне надо будет говорить все, что придет в голову, ничего не утаивать, излагать самую суть. Так сказать, исходный материал.
После этого он устроился на кушетке, полностью готовый раскрыть все подспудные тайны, вплоть до «постыдных» поступков своего отрочества. И даже эротических фантазий касательно воспитательницы в детском саду.
В 1965 году грянула давно ожидавшаяся буря в Юго-Восточной Азии. Первая серия воздушно-бомбовых ударов, предпринятых Линдоном Джонсоном, получила зловещее кодовое наименование «Раскаты грома».
В июне Белый дом объявил, что генерал Веетмор-ленд наделяется полномочиями вводить в бой столько войск, сколько сочтет необходимым.
Сказать, что маленькая искра вскоре разгорится до большого пожара, будет не просто метафорой. Ибо в том году один участник антивоенной демонстрации впервые достал из бумажника листок бумаги и поднес к нему спичку. Это был первый акт сожжения мобилизационной повестки. Но далеко не последний.
Если их сверстники уже вышли из того возраста, когда их могли призвать на фронт простыми солдатами, с докторов военному ведомству еще было что спросить. Их все чаще и чаще призывали исполнить почетную воинскую обязанность во Вьетнаме.
Поначалу сопротивления не наблюдалось. Быть может, потому, что Белый дом всеми силами утаивал факт разрастания военного присутствия Штатов в маленькой стране Юго-Восточной Азии.
Как ни странно, тот, кому меньше всего грозила перспектива угодить на войну, рвался туда больше всех. Хэнк Дуайер записался на фронт добровольно. Обстановка дома стала невыносимой. А поскольку мира в семье все равно не было, то он решил отправиться туда, где идет настоящая война. Поначалу Черил не возражала. Больше того, и она, и их родные восхищались патриотическим порывом Хэнка. А кроме того, она была уверена, что, как гинеколога, его направят на какую-нибудь армейскую базу, чтобы лечить офицерских жен. Все недооценили рвение Хэнка, побудившее его записаться на специальные армейские курсы, где врачей обучали лечить раненых.
Как оказалось, решение Хэнка основывалось не на одном пылком патриотизме. В офицерском клубе базы Форт-Девенс, штат Массачусетс, ему доводилось слышать захватывающие истории об экзотических наслаждениях Сайгона.
Один многоопытный капитан регулярной армии, уже побывавший там с инспекционной поездкой, резюмировал свои впечатления так:
— Вы, конечно, помните, какой была Гавана, прежде чем этот бородатый придурок положил конец всем радостям жизни? Это была фантастика, скажете — нет? Одна сплошная гулянка. Ром — рекой, девочки — гурьбой. Причем самые классные девочки, каких вам доводилось видеть. Я все гадал, что с этим всем стало, когда к власти пришел Фидель? А теперь понимаю: они весь свой бизнес перебросили в Сайгон.